Яркое солнце Великой Победы

Накануне очередной годовщины Победы в Великой Отечественной войне мы скорбим по погибшим, перелистываем в памяти хронологию легендарных событий, внимательно вглядываемся в лица пожилых людей и горько сожалеем о том, что ветеранов почти не осталось… Оттого и бесконечно ценны, пронзительно искренне и душевны встречи с солдатами Второй мировой. В большинстве своем давно перешагнувшие 90-летний рубеж, они с достоинством преодолевают возрастные недомогания, сохраняют ясный ум и с некоторым трепетом ждут 9 Мая. Так и Михаил Иосифович Химченко. В парадном пиджаке с золотистой россыпью наград на груди, как и 71 год назад, он будет слушать залпы салюта, правда, уже не станет вжимать голову в плечи и клониться к земле от страха…

Солдатский путь Михаила Иосифовича действительно героический. Битва под Сталинградом, Курская дуга — он участвовал в самых судьбоносных сражениях Великой Отечественной войны. Два ранения и два десятка орденов и медалей — за каждой стоит своя история, свой подвиг. А началось все в декабре 1941 года, когда его призвали на фронт.

— Повезли нас в училище связи, — слова даются Михаилу Иосифовичу нелегко: годы дают о себе знать. — Стал радистом. В марте посадили нас на поезд и повезли в Рязань, которую вовсю бомбили немцы. Днем было спокойно, мы занимались, а ночью немецкие самолеты начинали сбрасывать на нас снаряды.

Новоприбывшему радисту даже выдали винтовку. Правда, почти сразу и отобрали. Сказали, что оружие надо на поле боя добывать.

— Первого немца убьешь и будет тебе винтовка, — подмигнул ему молоденький сержант. — Все равно толком обращаться с ней не умеешь.

Тогда двадцатилетнему Михаилу стало отчаянно страшно. Еще он отчетливо понял, что из той мясорубки мало кто вернется.

14 июля перепуганных новичков вновь погрузили в вагоны и повезли в неизвестном направлении. Рядовых не считалось нужным знакомить с маршрутом, а тем более с планами высшего руководства. Довезли до Пензы, попарили в бане и снова в поезд…

— Тогда уже знали, что нас везут под Сталинград, где в это время и проходили основные бои. Остановились в километрах двадцати от города на разъезде Конный. Разгрузили, построили, рассосредоточили, чтобы нас общей кучкой немец не перебил. Дошли до Дона, перешли через переправу и заняли оборону.

Воевать Михаилу Иосифовичу довелось в 112-й Сибирской стрелковой дивизии, от которой уже к октябрю почти никого не осталось… Первые месяцы только отступали, немец лупил в спины нашим солдатам, скашивая их десятками. Сначала страх хватал героев за горло, парализуя все действия, но постепенно они привыкали.

— В июле со мной было шесть человек из нашего поселка, — вздыхает ветеран. — К началу августа остался я один. К тому времени уже и у меня никаких человеческих чувств не осталось, потерялись они куда-то. Стал как не свой… Иду в наступление, а на душе спокойно так: убьют так убьют. Позавтракаешь с утра, а обед уже и не ждешь, уверенность была, что и не доживешь до него.

4 августа немцы перешли к активной фазе наступления. Сибиряки сражались героически, но вновь пришлось отступить. Наши солдаты понесли огромные потери, часть полка попала в окружение, большинство орудий было уничтожено. Ночью уцелевшие бойцы ушли в лес. Солдаты знали, что немцы боятся русскую тайгу и по темноте в заросли не пойдут.

— Мы хорошо изучили повадки противника, — улыбается Михаил Иосифович и, откашлявшись, продолжает: — До 9 утра немец отдыхал, в 12 часов обедал, а в 6 вечера отправлялся на покой. Вот такой график! Под него мы и подстраивались. А вот самолеты вражеские, наоборот, ночью активизировались, покоя нам не давали.

Переправившись ночью через Дон, советские герои заняли оборону. Вот только позиция получилась невыгодной. Наши бойцы расположились в низине и были у врага как на ладони. Да и оснащен противник был намного лучше. У всех были винтовки, много пушек, танки… Вновь пришлось отступать. Периодически присылали пополнение, молодых ребят, толком не умеющих воевать. Восемнадцатилетних парней косило тут же, большинство погибало в первый же день.

— Я был наводчиком, корректировал артиллерию, — вспоминает ветеран. — Таких специалистов в начале войны было мало, меня берегли. Поэтому, наверное, и выжил…

Самый страшный бой был 3 сентября 1942 года. Во время отступления спасался кто как мог, спонтанно, неорганизованно — просто бежали. Немец лупил из пулеметов в спины. Казалось, шансов на спасение нет ни у кого.

— И вдруг вылетает шесть «катюш», — эмоционально продолжает ветеран. — Прямо из ниоткуда. Как запустили свои снаряды, как начали бомбить! Они нас и спасли. Пришли бы они пораньше… А так с целого полка нас осталась лишь жалкая кучка.

Выживших в кровавом сражении хорошо вооружили, выдали пушки и отправили на Мамаев Курган, где они и заняли оборону. Только вот прикрытие не организовали. Почему-то артиллерия ушла вперед, оставив пехоту без защиты. Но даже при таких условиях изможденные бойцы держали оборону почти трое суток. Дальше — снова отступление, больше напоминающее побег. Удивительно, но на этот раз жизнь нашему герою спас немецкий «Юнкер». Самолет начал бомбардировку, подняв в воздух непроглядное облако пыли, и тем самым прикрыл Михаила.

Чудом выживших солдат отправили на переформировку, затем снова на фронт. И опять ужасная мясорубка. Живыми остались только солдаты, сумевшие подползти вплотную к вражеским окопам. Там их не могли бомбить с воздуха, а пули проходили над головами.

В конце февраля Советская армия наконец окрепла, а враг, наоборот, ослабел. Наши солдаты окружили немцев, отчаявшихся и полностью обескровленных. У агрессоров больше не было сил сражаться, они махали белыми флагами и сдавались без сопротивления.

— Зашли в город, — хмурится ветеран. — А там просто жуть… До сих пор четко вижу этот бесконечный ковер из человеческих тел. Целые вороха. Госпиталь там был, туда раненых прямо в окна забрасывали. Так они там и лежали… все вперемешку — живые, мертвые… Тогда я и задался вопросом: за что люди так страдают? Что они такого ужасного сделали?

Живых забрали в плен. Большинство умерло по дороге. У истощенных, обмороженных солдат не было сил идти. Они с трудом передвигались ползком. Тогда Михаил вспомнил, как завидовал их удобной, нарядной форме летом. В плюсовую температуру немцы щеголяли в парадных шинелях. Зимой ходили в них же, только вот от тридцатиградусных морозов они не защищали.

— Мы-то в шубах были, в брюках ватных, а у них пальтишки из тонкого сукна и сапоги. А ели они… Когда мы отступали, то много лошадей погибло. Так они их собрали и ели… тухлое мясо.

Дальше была Курская дуга, два ранения, изнуряющая душу и тело малярия. Михаил Иосифович прошел через все ужасы войны и при этом смог не очерстветь душой, смог найти в себе силы и зацепиться за те крошечные моменты счастья и радости, которые довелось испытать.

— Как встретили советские войска в Болгарии! — цокает он языком. — Люди высыпали на улицу, все пытались нас чем-то накормить, угостить фруктами… Радовались, ликовали. Отдохнули там, в море накупались. Какая там красота, какие люди! Я гулял, дружил в девушками. А в Югославии как великолепно: горы, леса, орехи грецкие, сливы… Языки у нас схожие, так что без переводчиков друг друга понимали. Как радисты мы могли до полуночи гулять, дружить, в гости ходить. Пехотинцам не разрешали: боялись, что напьются и нас опозорят. А у нас полная свобода!

До сих пор ветеран удивляется душевности венгров. Советские солдаты долгое время не верили в их дружелюбие, ждали подвоха, мести, но получилось все иначе. Молодых бойцов приглашали на танцы, кормили деликатесами, искренни пытались угодить. Военные не оставались в долгу, помогали вдовам по хозяйству, кололи дрова, поправляли заборы…

Победа застала Михаила Иосифовича под Веной. Вечером он вместе с боевыми товарищами спасался от немецкой бомбежки — так и уснул под гул разрывающихся снарядов в неглубокой канавке. А утром проснулся от стрельбы своих. Били изо всех орудий. Сначала подумал, что в наступление пошли, а потом отчетливо различил слова «Война закончилась. Мы победили». Одним рывком вскочил на ноги, забегал, отчего-то заматерился… Вроде разумом и понимал, что бояться за свою жизнь больше не нужно, а голова все равно к земле клонилась от каждого шума, каждого выстрела.

— День прошел как во сне, — устало продолжает ветеран. — Никто не верил, что все закончилось. Да и что делать, не знали. Растерянность какая-то была. Куда идти? Зачем? А мир все равно уже по-другому воспринимаешь. Даже солнце после Победы стало светить по-другому, ярче, что ли…

 

Маргарита Романова