«Пришло мое время, отступать было некуда»

У краснообца Олега Байборина жизнь была наполнена интересными мирными делами: рабочие проекты, «Артель Логово», волонтерский корпус поселка. А 27 сентября 2022 года на его странице в ВК появилась запись: «…вот и меня не обошла мобилизация. Вчера получил повестку и предписание. Я служил в 2014–15 годах, ограничений по здоровью не имею. Бегать не собираюсь, не то время. Родина призвала, значит надо идти. Да, тревожно, да, неизвестно, что нас ждет, но это не повод отчаиваться».

Некоторое время назад Олег приехал домой в краткосрочный отпуск и согласился рассказать о том, чем наполнена его жизнь сейчас.

– Олег, очень рады мы вас видеть дома. Давайте для начала вернемся мысленно на полгода назад и вспомним тот момент, когда вы получили повестку. Какие были первые мысли и была ли хотя бы мгновенная – о том, чтобы не пойти?

– Мыслей, что не пойду, не было. В феврале, когда началась СВО, мы обсуждали с ребятами, и поняли, что это не закончится быстро и просто, будет развиваться по нарастающей и в любом случае придется идти. Об этом все знали, и, наверное, именно поэтому мне одному из первых повестку и вручили. Язык мой – враг мой, как говорится (смеется). Готовился я к этому, в принципе, осознанно. Я и в армию-то пошел в 2014 году, когда это все началось на Украине, чтобы иметь военную специальность и понимать, чем я буду заниматься, подготовиться немножко. Было осознание того, что, если начнется настоящая война, то пойдут все. Те, кто ничего не умеет, будут пушечным мясом. Поэтому я был готов морально к мобилизации.

Как любому человеку, мне было страшно. Поэтому, наверное, я максимально это все откладывал, всегда были оправдания: проект доделать нужно, одно, другое, куча дел… То есть я не то чтобы сразу пошел контракт подписывать. Всё-таки я живой человек, и страх был. Но получилось так, что пришло мое время, отступать было некуда, и я пошел.

– Для родных это был сюрприз?

– Для них это был серьезный сюрприз. Родные понимали, что я не буду отступать и «отмазываться», поэтому не было предложений устроиться на какую-то особенную работу, чтобы получить отсрочку. Когда я сказал о повестке, были слезы и эмоции, но не попытки отговорить. Родные понимали, что все это бесполезно.

 – Вы помните момент наибольшей тревоги? Здесь вы ее испытали или уже там?

– Наибольшая тревога была в тот момент, когда я по радио услышал, что объявлена частичная мобилизация. Тогда у меня щелкнуло: время пришло. Я сам себя успокаивал, что сразу меня не выдернут, говорили же, что нужен боевой опыт. Тем не менее, я готовился к этому. 27 сентября я получил повестку, 29-го уехал.

– Вы можете немножко рассказать, какие задачи выполняете на СВО?

– Задачи простые – мы окопались и полгода сидим в одном и том же месте, в лесу. Ждем наступления. Разведка докладывает постоянно, что через день, через два – наступление… Но происходит какой-то катаклизм, например, дождь, природа нам помогает. День дождя откладывает наступление на неделю: и они не могут проехать, и мы не можем проехать.

Кроме глобального наступления, постоянно перемещаются группы диверсионные, можно в любой момент их встретить. Всё очень тесно, очень близко – не знаешь, откуда ждать. Ветераны чеченской войны говорят, что тут страшнее, чем в Чечне. Там они были подготовлены, сильнее врага, и ощущали себя сильнее, а тут врага нельзя недооценивать, его не отличишь от нас даже чисто внешне. Они без акцента говорят по-русски, выглядят, как и мы. Враг пройдет – мы его даже не заметим.

Честно говоря, у нас есть осознание того, что с той стороны сидят точно такие же мужики, как и мы. Если мы еще более-менее осознанно пошли на СВО, то, судя по соцсетям, там их нахватали насильно, и у них не много мотивации. Мы, собственно, это и видим. Мы не сталкивались с оголтелым национализмом, но те, кто выезжает на передовую, пленных берет, переговоры слышит, говорят, что это присутствует.

– Чем заполнены ваши дни – полгода на одном месте? Какой он, день мобилизованного?

– Если нет дежурства или наряда какого-нибудь, это бытовой день. Там как в частном доме – всегда найдется, чем заниматься. То мы заготавливаем дрова, то бревна, чтобы сделать новые перекрытия на блиндаже, то новый окоп копаем, новые позиции, то беседку надо перестроить… Каждый раз что-то меняется и переделывается, мы работаем над дооснащением своих позиций.

– Кто служит рядом с вами, откуда люди?

– В моем блиндаже все с одного поселка, мы в один взвод и одно отделение попали. Есть ещё ребята из других поселений района. В роте есть ребята из других районов области и городов страны. Все живем в контакте друг с другом.

– Психологическая атмосфера какая? Ситуация достаточно стрессовая…

– Стресс был в первый месяц. Во время переброски, когда было еще не понятно, куда мы едем. Ожидали, что сразу попадем на переднюю линию, в очень жесткий замес, увидим врага. Но нас не на передний край поставили, а чуть позади, и мы немножко окопались. Да, по нам стреляют и артиллерия, и танки. Издалека, но цепляют, пытаются укусить побольнее, но в целом, когда немножко все устаканилось, стресс пропал.

Ко всему привыкаешь: и к постоянным налетам, и к постоянным обстрелам, и к тому, что война не прекращается, стрельба всегда идет то с нашей стороны, то с их. Успокаивает то, что с нашей стороны летит больше снарядов (смеется). Прямо чувствуется, что у противоположной стороны снарядный голод. Если они в нашу сторону выстреливают раз 10–15, то наши – раз сто в ответ.

В наших окопах трагедий из-за обстрелов, слава богу, не было. Дай Бог, чтобы так все и осталось. Тут шутить не приходится, дело случая. Не знаешь, когда прилетит, когда будет выстрел, куда… Однажды прилет был в десяти метрах от нас, хорошо, что снаряд пришел сбоку и осколки прошли мимо. Относимся к этому философски. Если суждено, от этого не скроешься.

– Как часто выходите на связь с родными?

– Это получается только во время выходов в город. С позиций звонить опасно, можно отследить звонок, вышки все сотовые не наши. У нас все родные собраны в один чат, и, если кто-то один дозвонился, сразу пишут всем, что у нас все хорошо.

– То есть сидеть в интернете у вас возможности нет, и на комментарии в соцсетях «пишу из окопа» нам всем тут лучше не реагировать?

– Конечно-конечно, у нас нет связи, это было бы опасно. Есть спутниковые тарелки у некоторых подразделений, мы тоже себе сейчас притянули, но пока не настроили. Так что в интернет тоже выходим только в городе.

– А вообще со снабжением как дело обстоит?

– Нас собирали в аврале, армия к этому была откровенно не готова, выдали устаревшую форму. Мы сами купили более комфортную. Но если бы мы знали, что попадем не в бой, а, по сути, в стройбат, то и в той вполне можно было ходить. В дальнейшем точно такое же обмундирование, как мы купили, нас догнало – современная форма и зимняя, и летняя. Нас снабжают нормально. Верхняя одежда, нательное белье, все выдается. Бронежилеты, каски – все новое. Автоматы все с хранения, в солидоле. Хоть они и производства 80-х годов, но их отмыли – идеальное оружие, только с завода.

– Стрелять из них приходится?

– У нас лес рядом, ходим, охотимся. Это и отдушина, и дополнение к рациону, к основному столу (смеется).

Беседовала Ирина Полевая, фото Аси Малютиной