Он долго помнил ту войну
Детство. Юность
Матвей Шохирев родился в пос. Алтайский Алтайского края 8 ноября 1911 года. Его отец, Григорий Васильевич, был мобилизован на фронт в Первую мировую войну, и у матери осталось трое детей. Об отце не было никаких сведений, его уже считали погибшим. Мама сильно болела, забота о семье легла на старшего брата Матвея Григорьевича. В 1920 году неожиданно вернулся домой отец. Он начал работать в артели «однолошадником». Как проходило детство у ребят в те времена, в общем-то, понятно, во всем помогали родителям, забот было много, но и учиться старались хорошо. Окончив школу, Матвей Шохирев поступил на паровозоремонтный завод чернорабочим и одновременно на курсы слесарей. В 1927 году вступил в комсомол и был направлен проводить коллективизацию в Кытмановский район Алтайского края. А уже в 18 лет стал заведующим детским домом No 17 г. Барнаул. Был призван в ряды Рабоче-крестьянской Красной армии, где окончил школу младшего начсостава. Дальше – заочная учеба в Московском механико-энергетическом институте, военная академия механизации и моторификации РККА. В мае 1940 года был принят в члены КПСС.
Война
22 июня 1941 года Матвей Шохирев проводил беседу о поступлении в техникум со старшеклассниками в школе села Ая. Вдруг звонок из райвоенкомата: «Война! Немедленно явиться в военкомат!» Матвея Григорьевича назначили председателем районной комиссии по мобилизации. Затем отправили на Сталинградский фронт секретарем партбюро 3-го гвардейского мотомехбатальона 62-й гвардейской армии. Шли тяжелые бои. Приказ Сталина «Ни шагу назад! Стоять насмерть!» Матвей Григорьевич знал наизусть. Так и было, бойцы стояли насмерть.
«5 февраля 1943 года стало роковым для меня и моих товарищей, – пишет Шохирев в своих мемуарах (даем в сокращении. – Прим. ред.). – Наш батальон продолжал наступление. У одной машины “Студдебекер” отказал мотор. Я остановился для ремонта машины. Появились корректировщик и налет звена истребителей “Мессершмидт”. Около 10 человек было убито и ранено. Мы стали нагонять свой корпус, но на развилке дорог повернули навстречу колонне танков “Тигр”, 19 машин. Завязался бой. Нас было 6 человек, автоматной очередью убило двоих, следующей очередью убило еще двоих. Мне пришла мысль о партбилете, его надо было уничтожить, чтоб он не попал к врагу. Меня выдернули на улицу, сильно били. Так я попал в плен и узнал слишком много ужасов, пережил много кошмаров и истязаний. В городе Сельске в холодных сараях было нас 1 250 человек, много раненых. Под конвоем нас вели в г. Батайск, и с каждым днем все чаще звучали выстрелы, а ряды уменьшались. Так гнали неделю, ни крошки хлеба. В Батайске закупорили в товарные вагоны, стоять можно было только вплотную. Никакой пищи, воды или снега. Ежедневно вагоны останавливались, только чтобы выбросить трупы в снег. Примерно не доезжая две станции до Киева, я пытался бежать, но и среди наших были предатели, меня поймали и избили прикладами автоматов. Когда пришел в сознание – оказался в этом же вагоне. Привезли в г. Винница. Из 1 250 человек в живых осталось около 230, а что они представляли собой? Полутрупы».
Винница – первый лагерь военнопленных, в который попал Матвей Шохирев.
«Один раз в день, обычно утром, проходили через своеобразный коридор в кухне, получали черпак, примерно пол-литра, баланды (рубленая свекла с землей), – продолжаем цитировать мемуары. – Тем, у кого некуда было налить эту жижу (котелок, пилотка, банка), проходили мимо, давали 200 граммов хлебного суррогата из молотой древесины и самой плохой муки. От голода и болезней люди быстро умирали. Я находился в конце конюшни, когда приходил в сознание, видел в дыры, как к длинным рвам приводили людей на расстрелы. В этих семи длинных рвах – 72 тысячи погибших военнопленных.
40 дней я пробыл в Виннице, а потом прибыли во Владимиро-Волынск, офицерский лагерь военнопленных. В казармах – голый бетонный пол и все. Вокруг – охрана, колючка и натренированные собаки. Март 1943 года – дикий холод, мучительный голод. Каждое утро из казармы вывозили на тачках не менее двух десятков мертвых тел. Так прошел месяц. Нас склоняли к предательству. Ранние заключенные говорили, что в этом лагере за три месяца погибло 6 тыс. офицеров. В апреле 1943 года нас привезли в Польшу, г. Ченстохово. Лагерь состоял из длинных сараев, внутри нары высотой метр-полтора от пола, доски сантиметров 15, сколоченные на разной высоте, совершенно голые. Лежать невозможно, сидеть больно. Ходить нет сил. И были предатели, человек 30, сытые, ходили по отдельному проволочному коридору и пели песни.
В июле нас привезли в г. Криммичау на работы на ткацкую фабрику. Питание никакое, преимущественно гнилая картошка, отдыха почти не было, ночью нас пересчитывали по семь раз. За отказ от работы – карцер на три дня. Капитан Константин Чистяков (был командиром батальона) инструктировал нас, как ориентироваться, где добыть пищу, как прятаться».
Бухенвальд – лагерь смерти
Затем пленных перевезли в г. Веймар. Вывели из вагонов, построили в шеренги по пять человек и повели по асфальтовой дороге. На одном из поворотов – указатель с надписью: «Концлагерь Бухенвальд». Это был в прямом смысле лагерь смерти.
«Мы прибыли в лагерь осенью 44-го, – вновь цитируем мемуары Шохирева, – прошли через холодный душ, получили форму узников: древесное волокно, очень тяжелое, холодное, на спине и на штанах надпись крупными буквами SN, т. е. Советский Союз, обувь – долбленые колодки, и все. Советские заключенные имели красный нашитый треугольник, что означало – политический заклю- ченный, под треугольником номер, у меня был 132238, он мне запомнился на всю жизнь. В это время в лагере находились 48 тыс. человек из 20 европейских стран. Все блоки для русских были около вышек с охраной. Я находился в 30-м блоке: дощатый с двойными стенами, трехъярусные нары с ячейками по 6 человек, чтоб плотно лежать друг к другу, одно одеяло на всех. Ранним утром, еще не рассветало, вставали, шли на кухню за баландой – 600 граммов желтой воды, и счастье, если попадется кусочек брюквы, и пайка 200 граммов суррогатного хлеба. Шли на работу, она была бесполезной, просто для истощения заключенных: грузили на вагонетки сырую глину, везли и вываливали во рвы, охрана часто пинала туда людей и достреливала. Переносили бутовые камни. На следующий день камни носили обратно. Одним из самых страшных нарядов на работу была каменоломня, в ней ежедневно было очень много умерших. Одним из жесточайших наказаний за плохую работу было подвешивание к столбу на вывернутых назад плечевых суставах, еще палачи зверски издевались и избивали жертву».
На территории лагеря был крематорий. Но писать об этих ужасах нет никаких моральных сил, так же как и об опытах, которые ставили над заключенными в бараке № 46. Отдельной ужасающей главой лагерной жизни были зверские действия жены начальника концлагеря Эльзы Кох. По ее прихоти с людей с татуировками сдирали кожу, их сжигали, а из кожи делали сувениры, сумки, перчатки, абажуры и другое – очень нравились женам крупных гестаповцев. Подробности опустим…
Из мемуаров: «У меня вес был 46 кг. И таких нас было около 13 тысяч. Мы считали, что 11 апреля –»наш день», или всех оставшихся уничтожат. 11 апреля в 12:30 был дан сигнал – взрыв гранаты около столовой. 178 групп заключенных с криками «Ура!» на разных языках ринулись на штурм охранных вышек и комендатуры, это было неожиданностью для эсэсовцев. Я со своим взводом блокировал 7-ю вышку. Бой продолжался 3,5 часа».
У заключенных все получилось. Но какой ценой! Скольким людям этот лагерь стал последним пристанищем в жизни! Восставшие плакали от радости, обнимались. Было сильнейшее стремление идти навстречу Советской армии. Но как? 8 тысяч полуживых человек! Заняли оборону. Через 48 часов в Бухенвальде появились части американской армии. Они говорили, что это первый лагерь, где есть живые люди. Оказалось, что в 12 км от Бухенвальда был женский лагерь, в нем уничтожили 25 тысяч женщин.
Через 20 дней слегка поправившихся людей вывезли из Бухенвальда. В г. Майсен Шохирев остался для демонтажа немецкого оборудования и отправки его в Советский Союз, демонтаж длился более трех месяцев. «Особое монтажное управление СССР. НКЭС. Особэнерго-монтаж» – это удостоверение хранится в семейном архиве и сейчас.
Выжили, чтобы жить
9 мая 1945 года Матвей Григорьевич получил благодарность и ручные часы от Главкома Советскими оккупационными войсками в Германии маршала Соколовского. Вернулся в Сибирь осенью 1946 года. 29 лет был пропагандистом на автотранспортном предприятии, 14 лет подряд был членом и секретарем президиума Алтайского районного Совета ветеранов партии, комсомола, войн и труда. Очень много выступал в учебных заведениях, организациях, колхозах, детдомах с воспоминаниями о Сталинградской битве и Бухенвальде. Матвей Григорьевич передал в областной архив фотографии, воспоминания, газетные вырезки и копии списков с адресами узников, которые собственноручно составил в 1943 году на 27 человек и хранил в деревянных колодках башмаков.
6 апреля 1985 года Матвей Григорьевич был представлен к ордену Отечественной войны II степени, награжден Министерством обороны СССР.
В начале марта 1985 года Матвей Гри- горьевич сильно заболел – сказались ранения и контузии. Да и годы взяли свое. Матвей Григорьевич ушел из жизни 8 декабря 1991 года.
На торжественном открытии Национального памятника «Бухенвальд» премьер-министр Отто Гротеволь сказал: «На этом месте, на обагренной кровью земле в сердце Германии мы воздвигли вечный памятник тем, кто отдал самое ценное и дорогое – жизнь. Мы должны не допустить, чтобы мир снова был ввергнут в войну и несчастье. Мы призываем всех не уставать вести борьбу против фашизма, продолжать вести людей к делу мира во всем мире». И как актуальны сегодня слова, сказанные много лет назад.
Ольга Семянищева, д. п. Мочище, фото предоставлено автором